Научный журналист Ася Казанцева о ГМО, абортах и лженауке

НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО МЫ ЖИВЕМ В XXI ВЕКЕ, отношение к научным достижениям в быту порой такое, будто многовекового прогресса и вовсе не было. Тем не менее научно-популярная журналистика, которая старается образовывать людей и бороться с лженаучными представлениями, — на подъеме. Ася Казанцева — одна из ее самых видных представительниц в России. Два года назад в издательстве Corpus вышла ее первая и невероятно успешная книга «Кто бы мог подумать! Как мозг заставляет нас делать глупости», за которую в прошлом году она получила самую престижную российскую премию в области научно-популярной литературы «Просветитель». Мы поговорили с Асей о состоянии научпопа в России, о том, зачем он нужен и как далеко ушел прогресс.

Я хотела быть врачом и училась в химико-биологической медицинской школе, с практикой в больницах. Как-то на вскрытии в морге я упала в обморок и решила, что непригодна для медицины. Чтобы это проверить, после школы я работала санитаркой нейрохирургического отделения и там поняла, что меня действительно мутит, когда у живых людей мозги из головы торчат, и более того, я к ним привязываюсь, а они умирают. Я пошла на биофак, поскольку там такие же экзамены, как в мед, и кроме того, мне очень нравилось здание Двенадцати коллегий. Факультет хотели перевезти в Петергоф, но, по легенде, руководство отказалось из-за огромного тихоокеанского краба, которого нельзя было вывезти из музея кафедры зоологии беспозвоночных. В настоящей науке очень большая дистанция между действием и результатом, и я поняла, что ученого из меня тоже не выйдет — мне не хватает абстрактного мышления. Я была очень несчастна, потому что совершенно не понимала, кем я буду, когда вырасту. В это время у меня был ЖЖ, где я рассказывала разные байки с биофака, потому что это все-таки очень интересно и биофак, в принципе, очень хорошее общее образование для человека. Быстро стало понятно, что люди на эти истории очень хорошо реагируют.

Когда я была на третьем курсе, меня случайно нашел шеф-редактор программы «Прогресс», куда я и пошла работать после университета. Мои обязанности заключались в том, чтобы производить на ученых впечатление. В 2008 году новой научной журналистики у нас еще не было: в течение 90-х она вымерла, и, когда мы звонили ученым, нам говорили, что ненавидят журналистов, и бросали трубку. Я должна была прочитать десяток статей нужного человека и с порога озадачить его каким-нибудь вопросом про никотинамидадениндинуклеотидфосфат. После чего он проникался и соглашался поговорить. Вообще с программой «Прогресс» мы сделали много всего крутого, боролись с лженаукой и, например, сняли первый в России сюжет о том, что генно-модифицированные продукты — это хорошо.

Есть ВЦИОМовский опрос, который показывает, что примерно 32 % людей верят, что Солнце вращается вокруг Земли, 29 % — что мы жили одновременно с динозаврами, 46 % — что антибиотики помогают от вирусов так же хорошо, как от бактерий. Это проблема и это показывает, что существует огромный разрыв между научным знанием и общественным представлением о нем. Это не только ставит человека в глупое положение, но и может нанести вред его здоровью, а также мешает развиваться технологиям и экономике, поскольку страхи из общества проникают в политику. Научно-популярная журналистика борется с этим.

Знания, с одной стороны, позволяют по-новому увидеть повседневные события, а с другой — помогают производить впечатление на людей. Интеллект — это очень привлекательно, это магистральная линия человеческой эволюции, наш аналог павлиньего хвоста. Есть эксперимент, в котором люди писали сочинение, скажем, на тему «Как я провел лето». Результаты менялись в зависимости от того, чью фотографию им показали перед этим: молодой женщины или пожилой. В первом случае в тексте сразу появлялось много длинных красивых слов. Так, инстинктивно, мы производим впечатление на потенциальных половых партнеров. Интеллект коррелирует с так называемым качеством генов: если вы умный, то, скорее всего, еще и здоровый, красивый и так далее. Чувство юмора, кстати, тоже признак интеллекта.

Моя первая книга была про эволюцию, хотя по ее названию это не очевидно. Всё странное и иррациональное, что мы делаем регулярно, скорее всего, было выгодно в каких-то условиях и поэтому эволюционно закрепилось. Я решила ее написать, поскольку у меня была несчастная любовь. Во-первых, мне хотелось понять, почему мы ведем себя как дураки, а во-вторых, произвести на него впечатление — всё тот же павлиний хвост. Это хорошо иллюстрируется экспериментом японского ученого Масатоси Танаки. Он брал две группы крыс, которых бил током. Одни ничего не могли сделать, а вторые могли грызть деревянную палочку. Те, которые могли грызть, чувствовали себя после тока куда лучше, у них было меньше гормонов стресса. Это один самых важных выводов современной нейрофизиологии: если ничего не можешь сделать — грызи палочку. Делай что угодно, если считаешь, что это помогает тебе преодолевать неприятности. Так что если у тебя несчастная любовь, нужно убедить себя, что, когда ты напишешь книжку, всё будет хорошо. Поскольку даже если он не вернется, по крайней мере ты останешься с книжкой.

Если наука и научные аргументы входят в моду, то это, скорее всего, результат среды, в которой рос человек, и отчасти это и заслуга новой научной журналистики. Появились люди, которые могут возразить тем, кто верит в гомеопатию и боится ГМО. Если десять лет назад все ужасались восторженным хором, то сейчас всегда найдется один человек, который объяснит, что опасность ГМО преувеличена и даст ссылку на научно-популярную статью. Я пишу сейчас ровно такую книжку, «В интернете кто-то неправ», о том, что говорят научные исследования по поводу разных спорных вопросов: ГМО, гомеопатии, прививок, геев, по поводу всего, от чего в интернете ломают копья. Ее цель в том, чтобы дать людям научные аргументы, когда их одолевают в интернете, а заодно показать, откуда эти аргументы взялись и как можно найти другие источники. Это здорово, когда люди доказывают свою точку зрения с помощью науки, хотя бы потому что абсолютно антинаучную точку зрения с помощью науки доказать проблематично.  

Одни из самых вредных антинаучных заблуждений — это истерия по поводу ГМО и антипрививочное движение, поскольку оно отнимает много жизней. Это ужасающая история: бывший врач Эндрю Уэйкфилд написал работу по сфальсифицированным данным на 12 детях, из-за этой ерунды резко снизился уровень вакцинации в Англии. В итоге было несколько вспышек кори, из-за которых умерли люди. Антивакцинаторы очень опасны для здоровья, это до сих пор большая проблема в мире. Гомеопатия не самая опасная из лженаук, она просто высасывает из людей деньги за плацебо и лечит только то, что пройдет и так. Гомеопат вполне может кому-то помочь, но их лекарства — это каша из топора; помогают они не за счет белых шариков, а за счет того, что они также назначают диету, упражнения и витамины.

Совсем переубедить людей — это, скорее, редкость. Это всегда гауссиана: на одном краю убежденные, например, креационисты, на другом — биологи, а посередине большая колеблющаяся масса, для которой этот вопрос не является самым важным в жизни. Они готовы поверить любому внутренне непротиворечивому мнению, которое придет из авторитетного источника. Задача просвещения не в том, чтобы переубеждать убежденных, а в том, чтобы переманивать на свою сторону неопределившихся. Это то, что должны делать мы, потому что наше дело — правое.

Существует много факторов врожденного неравенства, и гендерное лишь один из них. В конечном счете нужно оценивать человека не по тому, чего он добился в абсолютных цифрах, а по тому, какой путь он проделал. Наше общество неидеально, но всё же в нем есть социальные лифты. Мы всегда ищем компромисс между тем, кем мы могли бы стать, и тем, кто мы есть. Действительно, есть какие-то вещи, в которых мужчины в среднем статистически отличаются от женщин, та же мышечная сила, которая связана с тестостероном. Но о каком бы факторе мы ни говорили, это всё равно перекрывающаяся гауссиана.

Бывают мужчины, которые сильнее, женщины — слабее, а в основном это люди, у которых всё зависит только от тренировки, а не от пола. С интеллектом еще интереснее. Да, кажется, гениев среди мужчин больше, но дело в том, что и большинство глупых людей — тоже мужчины. Получаются гауссианы разной формы: у женщин более узкая — женщины ближе к золотой середине, — а у мужчин больше разнообразие популяции. Было исследование, где смотрели результаты школьных тестов 72 000 подростков, и в 0,1 процента самых умных и самых глупых преобладали мальчики. Различия между мужчинами и женщинами мы найти можем, но при этом индивидуальный разброс между людьми куда выше и значительнее.

Есть универсальные представления о красоте с точки зрения биологии. Например, симметрия лица кажется привлекательной, поскольку асимметрия — признак проблем со здоровьем. Нам нравятся юные женщины, похожие на детенышей с большими глазами; раз они молоды, они смогут родить много детей. Интересно работает запах: нам кажется более привлекательным запах пота тех людей, с кем потенциально у нас могут получиться более здоровые дети. На поверхности каждой клетки нашего тела есть белки главного комплекса гистосовместимости, распознающие для иммунной системы потенциальную опасность. У каждого человека они разные и влияют на индивидуальный запах. Доказано, что нам кажется наиболее привлекательным запах тех, чей набор таких белков максимально отличается от нашего, ведь потомство с таким человеком будет иметь широкий спектр иммунных реакций.

Чтобы дать ответ на представление, что худоба — признак здоровья, нужно открыть сайт всемирной организации здравоохранения и найти индекс массы тела. ВОЗ говорит, что от 18 до 25 — это норма и никаких угроз для здоровья нет, при этом представления о красоте соответствуют ее нижней границе. Стереотипы о толщине неустойчивы и меняются довольно быстро. Есть наблюдения, которые связывают их с общей степенью оголодания популяции. Когда еды много и она дешевая, сложно быть стройным и стройные кажутся более красивыми. Если доступной еды мало и ее сложно добывать, то, значит, у толстых больше доступа к ресурсам и тогда они кажутся более красивыми.

То, что мы во многом набор биологических реакций, — это очень хорошая новость. Гораздо проще и приятнее жить, когда ты понимаешь хотя бы в общих чертах ту механику, которая тобой управляет. Ты понимаешь, что во время ПМС ты рыдаешь не потому что случилось что-то объективно плохое, а потому что у тебя ПМС. Понимание, что наш мозг — это плод биологической эволюции, которая никогда не достигает совершенства, очень упрощает жизнь, позволяет не требовать совершенства ни от себя, ни от окружающих. Ты понимаешь, что люди могут поступать иррационально, это позволяет быть добрее к ним. При этом никто не понимает всего. Я понимаю в два раз больше, чем средний обыватель, но в два раза меньше профессионального биолога; остается еще огромная куча того, чего не понимает никто. Научный метод — это не панацея, но это лучший способ из тех, что у нас есть, чтобы приблизиться к истине.

Если бы не было этой истории с «Династией», объявленной иностранным агентом, я могла бы сказать, что в целом научная журналистика развивается у нас хорошо. Следует понимать, что при этом мы говорим про тренд, а не про абсолютные числа. «Краткая история времени» Стивена Хокинга, мировой бестселлер, вышла тиражом 10 миллионов экземпляров, что ужасно круто до тех пор, пока мы не поделим эту цифру на численность планеты; та же история с книгой Маркова «Эволюция человека». Аудитория научпопа в Москве — несколько десятков тысяч человек. Но то, что есть куда стремиться, — это хорошая новость. Для интересующихся сейчас в любом книжном есть огромный выбор научно-популярной литературы. Если вы не уверены в том, что читать, проще всего ориентироваться на значок фонда «Династия» на обложке, именно они стоят у истоков популяризации науки в нашей стране. Кроме этого есть премия «Просветитель», чьи длинные и особенно короткие списки заслуживают внимания, а также сайт elementy.ru.

Прямо сейчас происходит дикая история: Минюст совершенно безосновательно объявил фонд «Династия» иностранным агентом. Это делает практически невозможной, например, работу «Династии» с бюджетными организациями, поддержку школ или проведение научных фестивалей в университетах. 8 июня фонд объявит, что он собирается по этому поводу делать — есть опасения, что решит плюнуть и закрыться совсем. Это будет невосполнимая потеря для страны.

Если у вас есть базовые школьные представления о химии, то вы понимаете, что химия — это всё, что нас окружает. В любом яблоке больше химических соединений, чем в лекарстве, где оно одно конкретное. От незнания люди боятся не тех вещей, что хорошо иллюстрирует благосклонное отношение к селекции, а не генетической модификации. Селекция — это не как в «Незнайке в солнечном городе», когда сажают семечки сладкого арбуза. Уже больше ста лет селекция делается, например, при помощи радиационного или химического мутагенеза, когда эти семечки облучают радиацией. Получается 1000 уродливых мутантов с переломанными генами, один из которых обладает нужными вам свойствами (при сотнях других неизвестных свойств). Генетическая модификация же — это более современный метод работы с конкретным геном, за которым можно проследить. Проще говоря, селекция — это работа с геномом кувалдой, а генетическая модификация — маникюрными ножницами.

Сейчас появились принципиально новые подходы к редактированию генома, с невиданной ранее точностью и специфичностью. Это следующая ступень эволюции после генетической модификации, которая открывает ошеломительные перспективы в самых разных областях. Летом вышла работа про то, как с ее помощью блокируют ВИЧ в тех клетках, куда он попал, и предотвращают заражение новых. Технология CRISPR позволяет очень точно редактировать геном разных существ в произвольно выбранном месте. Никто не ожидал, что это случится так быстро, так что возникли новые этические проблемы. Современное общество повернуто на перестраховке, что хорошо — это признак прогресса. Я думаю, что технология CRISPR, скорее всего, обойдется без жертв, а польза от нее будет огромная.

Скорее всего мы придем к «идеальным детям» в обозримом будущем. Даже сейчас есть преимплантационная генная диагностика, когда во время ЭКО вы можете взять несколько эмбрионов, посмотреть их гены и подсадить в матку только тех, в которых вы уверены. Пока это ограничено законодательно и мы не имеем права выбирать пол ребенка без медицинских показаний, но это будет меняться. Мы всё еще являемся наследниками средневековой репродуктивной стратегии, когда рожали столько, сколько получится. Мне кажется, что когда человечество привыкнет к тому, что люди рожают одного ребенка, то они будут серьезнее относиться к своему единственному шансу. Люди будут нуждаться в том, чтобы выбирать его качества, чтобы ребенок наверняка был умным и здоровым.

Я не согласна с тем, что заводить детей — это не личный выбор, нужно стремиться к максимальной осознанности. С одной стороны, на женщин оказывают социальное давление, с другой — мы предрасположены к тому, чтобы нам нравились маленькие дети. Эволюционно это выгодно: если ты маленький ребенок, твои шансы выжить гораздо выше, если ты вызываешь умиление. Это называется «схемой ребенка», baby scheme — некое существо с большой головой, большими глазами, маленькими ушками, маленьким носиком. Есть томографические исследования, показавшие, что у людей активируется центр удовольствия в головном мозге, когда им показывают фотографию такого существа, причем чем гипертрофированнее образ, тем сильнее эта реакция.

Что касается абортов, мне кажется, здесь нет особого предмета для обсуждения. Мнение эмбриона не нужно учитывать, потому что мнения у него нет. Эмбриону не больно: до 12-й недели у него нет нейроструктуры, которые позволили бы ему испытать какие-либо неприятные ощущения. Фильм «Безмолвный крик» — это, безусловно, фальсификация. Происходят сугубо рефлекторные движения, которые не отличаются от движений головастика, но если их правильно снять и нарезать кадры, то, конечно, можно сделать вид, будто несчастный эмбриончик отодвигается от скальпеля.

Вред аборта для психики, как показывают исследования, зависит от культурных установок. Если женщина думает, что аборт — это убийство, то тогда у нее будет посттравматическое стрессовое расстройство. Если она так не думает, то и проблем не будет. Нужно учитывать благо и женщины, и семьи, и ребенка, который мог бы родиться. Нас 7 миллиардов, и мне кажется, что рожать детей нужно только тогда, когда это принесет вам удовольствие и вы уверены, что у ребенка будет хорошее детство.

Автор материала: Даша Татаркова

Фотограф: Люба Козорезова