Коля: Для начала уточним терминологию: в русском слове «сознание» смешаны в примерно равных пропорциях английские слова cognition и consciousness — это дико неудобно. Cognition — это работа мозга как компьютера. Вычисления, аналитика, ассоциации, память и так далее. Consciousness — это более сложное понятие. Это субъективность, чувство «я», восприятие реальности от первого лица. Cognition исследуется очень активно, и кое-какие вещи с ним ясны: например, как запоминаются пространственные координаты объектов. С consciousness понятно очень мало. Кто-то считает, что это иллюзия, кто-то считает, что это дверь в тридевятое измерение, кто-то считает, что это просто одна из функций cognition, высшая степень аналитической активности, мозг, анализирующий сам себя. Я лично предпочитаю третью версию, она мне кажется интуитивно очевидной. И отчасти это связано с тем, что уже известно о cognition. 

 

Например, то, что нейронные цепи перестраиваются под воздействием собственной активности. Сигнал, кодирующий память о концерте Бейонсе, сначала представляет собой физическое сочленение нейронов громкого звука, нейронов потной толпы и нейронов крутой тётки на сцене. Это сочленение устроено таким образом, что оно вызывает активность в новой группе нейронов, которые теперь становятся нейронами концерта Бейонсе. Когда вы через месяц вспоминаете концерт, у вас они активируются и цепочкой обратной связи включают нейроны громкого звука, потной толпы и крутой тётки. А те подстёгивают активацию нейронов концерта Бейонсе. Возникает цепь, по которой как бы (можно это так представить) бежит электрическая волна. Она на самом деле не в буквальном смысле бежит, непрерывно, как по проводам, а скорее в логическом: электрическая активация одной клетки вызывает биохимическими методами электрическую активацию следующей, и так далее. 

В момент воспоминания память обновляется, к ней примешиваются новые нейроны, например, нейроны новой причёски Бейонсе, которую вы увидели в клипе за прошедший месяц — в результате вам начинает казаться, что причёска была и на концерте. 

 

Так вот, если действительно память устроена таким образом (а наши знания в основном основаны на восприятии пространственных координат мышами), то есть потрясающе интересный нюанс, на который очень мало людей обращают внимание (ну понятно, что это невероятно сложно). Мне об этом рассказал Андре Фентон, профессор из NYU. Нейроны Бейонсе сегодня и нейроны Бейонсе завтра — это разные нейроны. Пересечение между группами клеток, кодирующих одну и ту же память, в разные дни может составлять процентов двадцать. 

 

Какой тут вывод, на мой взгляд? Наша память, а скорее всего, и вообще весь cognition — это непрекращающаяся взаимная активация нейронов Бейонсе, нейронов пространства, нейронов времени, нейронов слов, нейронов эмоций и так далее. Именно их взаимная активация, а не сами нейроны и даже не их сочленения в цепи. 

 

Мне мышление представляется волнами, которые ездят по нейронам, как по дорогам. Но при этом умеют их под себя перестраивать: строить мостики, расширять дорогу, где много ездят (выучивание стихов многократным повторением) или где возят что-то особо полезное (чипсы), закрывать все дороги, кроме одной (внимание и концентрация). Благодаря этой способности перестраивать спутанный клубок электрических клеток под свои нужды сознание фактически живёт собственной жизнью, независимой от биологического организма «человек». Слышали про технологическую сингулярность? Идея в том, что компьютеры рано или поздно станут настолько умными, что мы потеряем над ними контроль, и дальше они будут развиваться сами собой с всё возрастающей скоростью. Мне кажется, что наше сознание — это биологическая сингулярность. Клетки позвоночных животных стали настолько сложными, что стали видоизменять сами себя с всё возрастающей скоростью — сравните скорость эволюции культуры со скоростью эволюции ДНК. 

 

В лекции я хотел проиллюстрировать именно это: что сознание как новый уровень организации жизни вполне вписывается в историю жизни на Земле. Самоанализирующие волны нейронов ничем, в сущности, не отличаются от самовоспроизводящихся РНК. 

 

Редозубов, на мой взгляд, размышляет о мозге в похожих категориях — я думаю, что мы бы с ним могли найти общий язык и разрешить противоречия. Проблема в том, что и он, и я, строим довольно слабые теории на основании скудных данных. Пока что всё это гадания, но гаданиями можно прийти к гипотезам, а гипотезы можно проверить. В этом наша задача как нейробиологов.