Необязательная смерть

Жительница Южной Африки Нозифо Бенгу умерла от СПИДа в 2006 году. В течение нескольких лет до этого она отказывалась от антиретровирусной терапии. Каждый день она ела чеснок и имбирь для борьбы с инфекциями; свеклу для улучшения крови; арбуз для снабжения витаминами; пила лимонный сок для детоксикации организма; также принимала целебную микстуру из экстрактов различных растений, этикетка которой обещала хорошую жизнь. Выражая соболезнования после похорон — Нозифо Бенгу была широко известна в Африке благодаря тому, что открыто рассказывала о своей болезни — общественная организация, занимающаяся распространением лекарств против СПИДа, использовала словосочетание «premature and unnecessary death ». Не знаю точно, какое прилагательное тут правильнее выбрать для перевода. Излишняя? Не необходимая? Необязательная?

 

Нозифо Бенгу добровольно отказалась от лечения, потому что поверила государственной пропаганде — да и кто бы не поверил на ее месте. Табо Мбеки, президент ЮАР с 1999 до 2008 года, с первых месяцев своего правления публично заявлял, что противовирусные лекарства токсичны, а ВИЧ — вообще не причина СПИДа. Антиретровирусная терапия не была запрещена в стране, но президент свернул все государственные программы, в рамках которых она предоставлялась бесплатно, — даже если лекарства закупались за счет иностранных грантов. В 2006 году лекарства принимали 140 тысяч (из 5 миллионов ВИЧ-инфицированных) граждан ЮАР. По оценке Гарвардской медицинской школы, с 2000 до 2005 года политика Табо Мбеки привела к преждевременной (и необязательной) смерти 330 000 человек.

 

СПИД все еще не побежден, заражение ВИЧ все еще необратимо (кроме исключительных случаев). Но современная антиретровирусная терапия радикально замедляет развитие заболевания. Пока лечения не было, человек, заразившийся ВИЧ, мог предполагать, что он погибнет через десять лет. Уже в 1996 году, после внедрения антиретровирусной терапии, можно было рассчитывать, что среднестатистический двадцатилетний человек, который только что заразился, получил диагноз, находится под наблюдением врачей и по мере необходимости начнет принимать лекарства, доживет до 56 лет. Сегодня, с современной антиретровирусной терапией, он будет жить до 69 лет.

 

Да, это все равно меньше, чем средняя продолжительность жизни в развитых странах. Исследования продолжаются. Но важно, что надпись «ВИЧ+» в результатах анализов сегодня — это уже далеко не смертный приговор, а скорее неприятная новость. У человека хроническое заболевание, ему нужно теперь следить за здоровьем и соблюдать ряд ограничений. Человек, тем не менее, приемлемо себя чувствует, может работать, может заводить детей (при соблюдении медицинских рекомендаций вероятность передачи вируса ребенку от зараженной матери во время беременности — меньше 1 процента ). Может брать ипотеку на 30 лет, в конце концов (иногда и это — хорошая новость).

 

На фоне этих впечатляющих медицинских успехов сам факт существования ВИЧ-диссидентов вызывает глубокое изумление (кстати, если вы думаете, что они живут только в Африке, вы жестоко заблуждаетесь). Но на самом деле люди, отказывающиеся лечиться от ВИЧ, потому что они в него не верят — это просто самая радикальная часть довольно существенного массива людей, которые про вирус ничего не знают. Допустим, во ВЦИОМовском опросе 2008 года (ссылка на первоисточник нашлась только вот такого странного вида, что у них иногда случается со старыми материалами) только 25 процентов людей сообщили, что понимают разницу между ВИЧ (т.е. самим фактом заражения) и СПИДом (т.е. развившимся иммунодефицитом). 41 процент опрошенных полагал, что разницы не существует.

 

Это ужас как страшно на самом деле. Получается, если такой человек заразится, он в первый момент будет совершенно уверен, что вот он теперь умрет очень-очень скоро и неизбежно? Ему самому, допустим, врач быстро все объяснит, ну и сам заразившийся начнет искать информацию. Но ведь и среди тех, кому он попытается сообщить новости о своем состоянии здоровья, 40 процентов тоже в первый момент подумают, что он ходячий труп? И, между прочим, только 53 процента осведомленных после этого не будут бояться с ним вместе ходить обедать — остальные не уверены в том, что таким образом нельзя заразиться. То есть непохоже, что общество относится к ВИЧ как к неприятной хронической болезни вроде диабета, каковой он, собственно, уже много лет и является. Скорее все-таки общество почти ничего не знает и при этом сильно боится. Это, вероятно, резко снижает шансы человека с ВИЧ наладить личную жизнь (хотя при постоянном использовании презервативов заражаются 11 человек за 965 человеко-лет наблюдений). А это повышает риск того, что человек поддастся соблазну скрыть заражение от партнера. А это повышает риск того, что партнер заразится, хотя и полагал, что ему вот вообще ничего не угрожает. А это все приведет к тому, что свежая жертва ВИЧ впадет в отчаяние и ухватится, как за соломинку, за рассказы многомудрых (и до смерти — извините за каламбур — перепуганных) товарищей по несчастью: о том, что ВИЧ никто не видел, что он не вызывает СПИД, что лекарства все равно не помогут, что надо расслабиться и получать удовольствие.

 

Да и вообще, «необязательная смерть» звучит гораздо лучше, чем «обязательная смерть». Конечно, если не делать поправку на то, что первая наступит в 30 лет, а вторая все-таки в 70.