Научный мейнстрим Аси Казанцевой

Покинув учебные заведения и определив дипломы в ящики для хранения, многие из нас стали далеки от того, чтобы интересоваться наукой и находить разумные объяснения спорным явлениям. Но даже если интерес есть, не всем по нраву читать объемные тексты и расшифровывать редкие термины. Здесь на помощь приходят научные журналисты с присущим им живым и понятным языком. Они способны придать художественное обрамление любой теории. Еще одно модное и перспективное занятие - гастролировать по городам с научными лекциями. Знакомьтесь, научный журналист, автор книг и популяризатор науки Ася Казанцева. Выступая с лекцией о восприятии лиц в Краснодаре, Ася согласилась на живую и плодотворную беседу.

— Ася, здравствуйте. Начнем с главного вопроса для человека с рациональным мышлением. Не скучно жить без веры в чудеса?

— Мир и без того очень интересный, в нем происходит множество впечатляющих и удивительных вещей. К примеру, научные открытия. Они гораздо интереснее паранормальных явлений просто потому, что у них есть одно очень важное преимущество - они существуют на самом деле.

— Тем не менее люди склонны верить в паранормальные явления. Это доказывает высокий рейтинг ТВ-передач, повествующих о магах часто и всерьез. Почему о подобном с экранов рассказывают чаще, чем о научных достижениях?

— Здесь не следует искать разумного злого умысла. Это регулируется банальными экономическими факторами, невидимой рукой рынка. Простые вещи приносят более высокий рейтинг, чем сложные, потому что большее количество зрителей может воспринять информацию и заинтересоваться ею. Причем неоднозначные факты приносят больший рейтинг вне зависимости от их достоверности. Реалистичное же может казаться скучным.

— В чем основная проблема продвижения научно-популярных передач?

— Научно-популярные передачи, как правило, не выгодны для телеканалов, потому что не приносят головокружительных рейтингов и притока рекламных денег. Именно поэтому они лучше всего себя чувствуют на тех каналах, где используются какие-то альтернативные схемы финансирования. Допустим, BBC может себе позволить делать шикарные научно-популярные проекты, потому что финансируется напрямую гражданами страны за счет специального налога. Такая схема монетизации позволяет сосредоточиться на том, чтобы делать более качественный контент. А если вас интересует реклама, вы вынуждены подстраиваться под интересы рекламодателей.

— Реклама - это проблема в журналистике?

— Пожалуй, да. Особенно сильно страдают издания о медицине – говорю как бывший шеф-редактор журнала "Здоровье". У нас есть закон, который запрещает рекламировать рецептурные препараты. С одной стороны, это правильно, так как предотвращает самолечение людей рецептурными препаратами, с другой стороны, на практике рецептурными препаратами являются все те, которые работают. Если действующее вещество есть, то оно влияет на организм, могут возникнуть побочные эффекты. Формально даже противозачаточные таблетки считаются рецептурными. А без рецепта остается все то, что не работает. Поэтому любой журнал, который хочет выживать за счет рекламы, вынужден рекламировать препараты, заведомо не оказывающие эффект, так как они не содержат никаких действующих веществ.

— Вас это угнетало?

— Да, конечно. Это послужило одной из причин моего ухода из журнала.

— Поговорим о практической пользе религии. Она уже длительное время является стабильным регулятором поведения большого числа людей. Если рисовать людям лишь научную картину мира, уверены ли вы, что те, кто прежде руководствовался религиозными догмами, готовы будут выполнять социальные нормы без контроля некого Всевидящего ока?

— Религия безусловно психологически выгодна. Сам факт того, что те или иные религиозные верования возникают в любых культурах и оказываются весьма устойчивыми, существуют множество лет и даже тысячелетий, говорит о том, что религия дает людям нечто важное. В науке широко обсуждается вопрос о том, делает ли нас религия более высокоморальными. Есть забавные результаты экспериментов, что религия делает людей более нравственными, но в том случае, если им об этой религии напомнили непосредственно перед тем, как их тестировать. К примеру, после того как людей спросили, верят ли они в Бога, в явной или неявной форме, предложив, например, решать грамматическое задание, в котором употреблялись слова, связанные с религией. Также при напоминании о религии люди могут пожертвовать больше денег на благотворительность. Если не напомнить - они жертвуют одинаково вне зависимости от того, религиозны ли они.

— Так есть ли альтернатива Всевидящему оку? Как удержать поведение людей на уровне социальной нормы (мы не говорим о карательной системе)?

— Мне представляется, что это проблема поиска смысла жизни. Религия дает простой и дешевый смысл жизни, но не единственно возможный. Важно развивать образование, потому что чем лучше человек образован – тем больше у него возможностей выбора такой деятельности, которая приносит пользу обществу, дает чувство собственной ценности, и в целом гораздо интереснее, чем какие-то преступные деяния.

Важно понимать, что в XX и XXI веке жизнь человечества радикально изменилась. Это произошло за счет двух вещей: медицины и сельского хозяйства. Люди, во-первых, стали жить очень долго, потому что появились прививки, антибиотики и почти ликвидирована детская и материнская смерность. С другой стороны, благодаря появлению удобрений, пестицидов и новых сортов растений, в том числе трансгенных, мы стали жить относительно сытно. Если мы посмотрим на статистику того, как люди питаются в мире, то увидим, что количество людей, которые недополучают еду, падает. В 2012 году это был миллиард людей, по новым оценкам около 800 миллионов. Одновременно растет число людей с лишним весом. Было полтора миллиарда, сейчас почти два миллиарда. Лишний вес - это давно уже более серьезная проблема, чем недоедание. При этом многие люди уже могут не заниматься сельским хозяйством. Раньше им занимались 90% населения, сегодня им занимаются 10% населения. В США - 2,5 %. Таким образом высвобождается много людей, для того чтобы заниматься чем-то более сложным, увеличивается количество ученых и публикаций, которые они делают, увеличивается число журналистов. Вообще увеличивается количество профессий, связанных с получением информации, ее обработкой и донесением до общественности. В том числе развивается научная журналистика. Но все профессии будущего требуют в первую очередь хорошего образования.

— Насколько важно получать образование осознанно, или это все же стоит делать абсолютно всем вне зависимости от желания и сомнений в выборе профессии?

— Я сама сейчас учусь в магистратуре. Осознанно получать образование во взрослом возрасте – это новый модный тренд. Причем у нас в группе обучаются люди различных профессий. Сейчас не работает та схема, которая работала еще во времена наших бабушек и дедушек: получить образование и работать по специальности. В современном обществе хорошо себя чувствуют и нормально зарабатывают только те, кто способен переучиваться и постоянно обрабатывать новую информацию. В некотором роде смысл популяризации науки, также как и смысл образования, заключается в том, чтобы дать людям некоторые инструменты, которые позволят им более эффективно работать с информацией. Это важно для их работы, принятия оптимальных решений, здоровья. Сложно адекватно заботиться о здоровье, если ты не воспринимаешь новые технологии.

— Основатель компании Microsoft Билл Гейтс когда-то покинул университет, так и не окончив образование. Это не помешало ему стать богатейшим человеком мира. И хотя диплом о высшем образовании в Гарвардском университете он получил не так давно, все же многие помнят его высказывание на конференции Techonomy в 2010 году о том, что сеть лучше любого отдельно взятого университета. Так ли важно формальное образование, когда все необходимое для саморазвития есть в Интернете?

— Формальное образование просто гораздо удобнее, потому что у вас есть некий организующий фактор, и есть профессионалы, которые сами уже прочитали 100 книг и знают какие 5 из этих 100 наиболее важны для того, чтобы получить более целостное знание. Я люблю формальное образование. Я окончила бакалавриат петербургского университета, потом 8 лет работала научным журналистом, стала в итоге зарабатывать достаточное количество денег, чтобы можно было платить за аренду жилья и еду без ежедневных походов в офис – и с огромным удовольствием вернулась к учебе. Я поступила в магистратуру по когнитивной нейробиологии в Высшей школе экономики. Меня даже взяли на бюджет, хотя я была морально готова платить за это образование, оно важное и ценное. Большинство моих однокурсников будут учеными, а я просто собираюсь стать более квалифицированным научным журналистом.

Но даже если люди после школы идут получать первое образование, не имея адекватного представления о том, кем они станут, просто потому, что родители хотят, чтобы у ребенка было высшее образование, это не очень страшно. Никакой проблемы в этом нет по двум причинам. Первое образование нужно не только чтобы освоить некие навыки. Дело в том, что пока люди молодые, у них особенно хорошо формируются нейронные связи, особенно хорошо увеличивается плотность серого вещества в коре головного мозга. И любое образование нужно, чтобы наросло побольше новых синаптических связей между разными нейронами, для того, чтобы потом эти синапсы можно было использовать для более эффективного решения уже каких угодно задач из каких угодно областей. Поэтому, мне кажется, что не очень важно, чему конкретно посвящено первое образование. Гораздо важнее, чтобы оно было наиболее сложным из всего того, что доступно человеку с его уровнем способностей. Чем сложнее оно будет, тем больше оно даст возможностей для решения будущих задач.

— Что Вам дает образование уже сейчас?

— Я чувствую себя как телефон, который поставили на зарядку, потому что работа моя довольно опустошающая: череда лекций, общение с журналистами, вечером сидишь и пузыри пускаешь. Ты сказал все, что думал, все, что знал, и у тебя остался совершенно пустой мозг. А образование - это когда в твой мозг накачивают новую и новую информацию, растут новые нейронные связи, скоро мозг из ушей полезет. Это огромное удовольствие. Здорово, что в моей жизни это происходит.

— Вы большой поклонник болонской системы образования. Почему?

— Из-за возможности сделать паузу между бакалавриатом и магистратурой, в ходе которой можно поработать и понять кем ты хочешь стать, когда вырастешь. В нашей магистратуре по нейробиологии всего несколько людей с биологическим образованием. Примерно треть – психологи. А все остальные - люди из совершенно разных областей: математики, лингвисты, экономисты… Они все пришли к тому, что им нужно для их работы изучать современную нейробиологию. Болонская система прекрасна потому, что позволяет менять направление. Наука развивается стремительно, и значимость разных наук также меняется. Например, 20 лет назад не было еще так очевидно, что биология - это настолько важно. С одной стороны, молекулярная биология, с другой, нейробиология. Никто не мог предугадать, что они настолько сильно будут менять повседневную жизнь людей, их способы работать, лечиться, получать еду. Сейчас стало понятно, что это дико важная область. Поэтому многие изучают биологию в той или иной форме.

— Для чего именно вы стали популяризатором науки?

— Любой нормальный человек занимается работой прежде всего ради собственного удовольствия. Так же как и наука - это удовлетворение своего любопытства за государственный счет, журналистика - это удовлетворение своего любопытства за счет читателей. Я пишу и делаю лекции о том, что мне интересно. И к моему некоторому удивлению оказывается, что это интересно не только мне, но и довольно широкому кругу лиц. Если вы хотите услышать что-нибудь более идеологически окрашенное, то я один из большой армии людей, работа которых заключается в том, чтобы обогащать среду. В том, чтобы жизнь человека не ограничивалась маршрутом трамвайного кольца: дом-работа-супермаркет-дом, в том, чтобы он был вписан в глобальный человеческий контекст, чтобы он осознавал, что является частью человечества в XXI веке. А человечество делает сейчас крутейшие вещи: человечество редактирует гены в живых клетках, преодолевает колоссальные расстояния в космическом пространстве, все лучше и лучше лечит болезни, и еще много всего прекрасного. И раз уж мы оказались здесь, нам повезло родиться в XXI веке, хорошо быть в курсе этих событий.

— Человечество делает разные вещи: и удивительные научные открытия, и в том числе продолжает вести войны. Вы оптимистично смотрите на происходящее в XXI веке?

— Скорее да. Ведь вместо просмотра наводящих ужас новостей по ТВ, я читаю о том, что ученые научились побеждать еще одну болезнь. Это вселяет оптимизм. Facebook, конечно, приносит мне недобрые новости, но это не мой основной новостной фон. Я стараюсь избегать подобной информации. Мне кажется, что если люди будут знать обо всех удивительных вещах, которые происходят в мире, поймут, что они могут быть причастными к этому, то их интересы сместятся в сторону прогресса. Да и сама жизнь человечества никогда не была настолько долгой, сытой и безопасной как сейчас.

— У вас есть лекция о лицах. Делать выводы о намерениях и чертах характера человека, руководствуясь индивидуальным восприятием его лица - ошибка?

— Люди склонны делать выводы на основе заведомо недостаточной информации. В том числе и судить о людях по внешности. Обидел вас человек с зелеными глазами, после этого вы опасаетесь всех людей с зелеными глазами, хотя они ни в чем перед вами не виноваты. Про это есть знаменитая история о голубях Скиннера. В своем эксперименте бихевиорист Фредерик Скиннер сначала заставил голубей проголодаться, а затем поместил их в клетку, в которую каждые пятнадцать секунд подавалась еда. Голубям надо было просто ждать, но они совершали ритуалы, которые, как им казалось, были связаны с появлением пищи: кто-то поворачивался против часовой стрелки, кто-то двигал головой вверх-вниз, кто-то хлопал крыльями. Голуби полагали, что они делают все от них зависящее, чтобы появлялась еда, не смотря на то, что она появлялась автоматически. Это очень свойственно для мозга животных, в том числе человека, выявлять закономерности на основе случайных совпадений. Это было нормально и правильно на протяжении всей истории человечества, потому что не было других более надежных источников информации, сегодня же есть научный метод, который позволяет не хлопать крыльями, а почитать научную публикацию о том, что сто голубей хлопали крыльями, а сто - не хлопали, тем не менее еда появилась у всех, поэтому хлопать крыльями вовсе не обязательно.

— Интуиция антинаучна?

— Это вопрос определений. Если мы понимаем под интуицией какое-то неосознаваемое восприятие, оно может приводить к полезных инсайтам ввиду того, что далеко не все, что мы видим, слышим и так далее, достигает нашего сознания. Мозг обрабатывает гораздо больше информации, чем мы успеваем осмыслить. Мой любимый пример – беготня по пещерам. Когда вы первый раз попадаете в пещеру, вы постоянно бьетесь головой о потолок. Но через несколько дней вы носитесь по этим коридорам очень быстро, все время пригибаетесь, выпрямляетесь, то вприпрыжку, то на четвереньках – и совершенно не задумываетесь об этом, мозг без всякого вашего сознательного контроля отслеживает неровности ландшафта и корректирует ваше движение так, чтобы вы не расшибли голову. Но такая склонность мозга к тому, чтобы увести обработку информации из-под сознательного контроля, часто приводит к ошибкам. Про это есть замечательная книжка Нобелевского лауреата Даниэля Канимана "Думай медленно… Решай быстро", о том как мы склонны принимать быстрые интуитивные решения, как это бывает полезно, но часто приводит к искажениям. Например, все мы подвержены ошибке "После - значит вследствие". Мы все думаем, что если произошло событие А, а после него событие Б, то наверное событие А было причиной события Б. Если мы были простужены и съели сахарный шарик, после чего выздоровели, то наверное помог сахарный шарик. Хотя контрольная группа, которая не ела сахарные шарики, также выздоровела, просто в силу того, что от простуды люди обычно выздоравливают.

— Как обычному человеку отличить правду от вымысла?

— Существует иерархия источников по степени достоверности. Откуда мы вообще берем знания о том, как мир устроен? Исходно они происходят от ученых. Когда ученые получили некий научный результат, они отправляют свою работу в рецензируемые журналы. Все, что там публикуется, проверяется другими учеными. Корректно ли был поставлен эксперимент, корректно ли посчитали результаты, насколько это согласуется с другими научными данными. Существует еще и рейтинг научных журналов: чем престижнее журнал, тем выше конкуренция среди ученых, желающих поместить в него свои работы, и тем сложнее опубликовать там какую-нибудь ерунду. То есть научные журналы стоят особняком. Все остальные способы передачи информации вторичны. Даже выступления самих ученых вторичны по сравнению с их статьями, поскольку в устной речи неизбежно теряются важные детали исследований. А тем более – пересказы журналистов. Я, например, могу вам сейчас сказать полную ерунду, и вы с радостью ее опубликуете. Так что лучше проверять информацию в научных журналах, причем лучше читать не описания отдельных экспериментов, а систематические обзоры и метаанализы, то есть публикации, в которых обобщается большое количество научных исследований. Так формируется научный мейнстрим, современное представление о том, как все в мире устроено. В крайнем случае можно читать публикации научных журналистов.

— Как отличить хорошего научного журналиста от плохого?

— Очень легко. Нужно лишь посмотреть: ссылается ли он на первоисточники. Ведь любой читатель может проверить информацию, если указан первоисточник. Если ссылок нет, это может означать, что автор не хочет, чтобы его проверяли. Значит, он сам не уверен, что ничего не переврал.

— Какова роль знания языков в научной журналистике?

— Колоссальная. Знание английского языка - неизбежная вещь, если человек хочет ориентироваться в информационном потоке. Даже в университете нам преподают на английском языке, просто в силу того, что без английского языка заниматься наукой все равно невозможно. Так сложилось в XX веке, что английский стал международным языком науки. Это не какой-то способ уязвить русский язык. Если вы делаете научное исследование, неважно работаете ли вы в Тулузе, Воронеже или Сингапуре, если вы получили значимые научные результаты, то вы публикуете их на английском, для того, чтобы все могли с ними познакомиться. Это способ коммуникации, он позволяет науке быть единой. Если же вы сами понимаете, что не открыли ничего важного, то тогда можно написать статью и на своем языке, хотя в этом случае никто ее не прочтет. Соответственно, и для научного журналиста способность читать на английском – ключевой навык, без которого профессиональная деятельность просто невозможна.

— Вы ездите по городам России, публикуете собственные книги. Чувствуете себя некой рок-звездой, занимаясь научной журналистикой?

— Научная журналистика - это дико востребованная профессия, в которой спрос чудовищно превышает предложение. Поэтому если человек занимается научной журналистикой, он так или иначе становится знаменитым. Это не какая-то цель, а неизбежный побочный эффект этой деятельности. Научных журналистов постоянно зовут в разные города, их узнают на улице. Это бывает утомительно, но в целом я не против, потому что личная известность - отличный способ донесения своих идей до публики.